Эйфорическая депрессия
О, да....я не могу этого НЕ показать...Это мой один из самых любимых рассказовв, посвещенных феанорингам)
З.Ы.: Я сразу предупреждаю, что это слеш
З.Ы.Ы.: Огромное спасибо Клод за это чудное произведение!
Автор: Клод ([email protected])
Жанр: слэш
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Карантир/Амрос
Предупреждения: Описание гомосексуальных отношений, инцест, нецензурные выражения.
Произведение написано по мотивам ролевой он-лайн игры по Форменосу
Стихи Карантира сочинены в соавторстве с Ласом, за что ему отдельная благодарность, поскольку лучшие строчки принадлежат ему.
читать дальшеУ Карантира был скверный характер. Он сам об этом отлично знал и иногда делал вялые попытки с ним справиться. В каком-то смысле он даже гордился своим плохим характером и считал его за достоинство, только подчеркивавшее необыкновенную оригинальность четвертого сына Феанора. До определенного момента. Теперь этот момент наступил. Карантир дал по морде Амросу. Дело обычное в Форменос, близнец начал сопротивляться его домогательствам в тысяча сто первый раз, Карантир озверел и, чтобы удовольствие было полнее, врезал ему от души. Но вместо того, чтобы испугаться, заплакать и, в конце концов, наконец, отдаться старшему брату, близнец показал свой характер, который был у него не менее скверным, чем у Карантира. Он вцепился зубами в руку, которой Жестокий уже хватал его за ворот, тот от боли и неожиданности выпустил добычу, моментально схлопотал звонкую пощечину, и Амрос рванул в свою комнату. И, уже закрывая дверь на запор, заорал, что больше Карантир до него не дотронется, а если попробует, то он, Амрос, пойдет и расскажет все отцу. Это была нешуточная угроза. Если бы Феанор узнал те подробности жизни его детей, которые обычно ускользали бы от его внимания, может до смертоубийства дело и не дошло, но в Форменос воцарился бы такой террор, что все предыдущие измывательства показались бы сладким сном. Поэтому Карантир отступил, рявкнув напоследок, что Амрос сам к нему приползет.
Однако он не приполз. Ни назавтра, не через день, ни через три дня. И не только не приполз, но тщательно запирал дверь, старался нигде не ходить один и не совершал ни одной из тех оплошностей, которые совершал раньше, демонстрируя ими, скрытое даже от него самого желание быть пойманным и как следует отодранным.
Карантир занервничал. Его самоуверенность, и без того шаткая, стала резко сходить на нет. Он пытался перехватить Амроса хоть где-нибудь, чтобы доказать свою власть над ним, но у него ничего не выходило. В результате через неделю он стоял у дубовой двери, отгораживавшей от него единственную любовь в его жизни, унижено скребся в нее и уныло бубнил: «Амрос, открой, ну хоть на минуточку.». Амрос молчал, но на десятой минуте скребения и бубнения голос Амрода, звонкий, веселый и хлесткий, как прямой удар в лицо, ответил: «Бог подаст». И Карантир понял, что попал.
Он вернулся в комнату. Келегорм сидел на кровати и делал вид, что возится со своим охотничьим снаряжением, а на самом деле ждал, что зайдет Маэдрос, когда освободится от того чудовищного списка дел, которые навалил на него папашка.
- Ну что, не дал? – спросил Келегорм, сочувственно прищуривая один глаз.
- Даже не пустил, - буркнул Карантир, садясь на подоконник и закуривая.
- Плохо. А что сказал?
- Ничего. Блядь! – рявкнул Карантир. – он даже не сказал мне ни единого поганого слова!
Келегорм мимически выразил свой ужас по поводу подобного самоуправства.
- Если бы я мог где-нибудь его поймать! Так нет, он попросил Маэдроса его защищать! – и Карантир злобно уставился на Келегорма, словно тот каждый раз по утрам программировал Маэдроса на определенные действия и легко мог исправить подобное положение дел.
- Ну, ты понимаешь, баклан, - осторожно сказал Келегорм. – Конечно, я с Маэдросом сплю и вся фигня, но я, понимаешь ли, не могу к нему подойти и сказать, «Мэдди, милый, не мог бы ты не присматривать за Амросом, чтобы у Карантира была возможность его изнасиловать».
- Я понимаю, – едко сказал Карантир, на лице у него написано, что такой верный и испытанный друг, как Келегорм, мог бы и сделать для него столь незначительную мелочь. Но Великий Охотник оставался тверд.
- Не, я не могу, Кари. Ну, это глупо, ты сам понимаешь. Может ты просто сменишь стиль общения?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ну, типа не будешь его бить, начнешь за ним ухаживать… - промямлил Келегорм. – Ну ты же знаешь, он такой романтичный. Ему понравится.
- Ухаживать? – переспросил Карантир. Келегорм ожидал, что брат начнет материться, но он еще раз повторил врастяжку – Ухаааживать… - словно пробовал это слово на вкус. – Да я не умею, блин. Я никогда не ухаживал.
- Ну это проще простого, – сказал Келегорм обрадовано. – Берешь один роман, ну из тех, которые он читает, читаешь и делаешь как там.
- Ты думаешь, сработает? – спросил Карантир с сомнением, но тут за Келегормом зашел Маэдрос, и разговор пришлось отложить.
***
На следующий день Карантир, выполнив все свои обязанности, зашел в библиотеку. Там он взял здоровенный талмуд под названием «Страсти в Альквалонде» и уволок в свою комнату.
К чтению он отнесся очень серьезно, нарвал бумажек на закладки и взял карандаш, чтобы отмечать особо интересные места. После же первых двух страниц его взяло сильное сомнение в правильности его действий, после пятой глаза у него полезли на лоб, на десятой он начал хихикать, на двадцатой смеялся уже истерически, всхлипывая и утыкаясь в книгу лбом, на сороковой покатился на пол, держась за живот. Так его и застал Келегорм.
- Ты чего, баклан? Тебе плохо? – обеспокоено спросил он, вваливаясь в комнату во всей своей охотничьей амуниции и сбрасывая с плеча сумку.
- Я не могуууууу. – всхлипнул Карантир. – Келли, это просто пиздец…
- То есть? – Келегорм взял книжку и прочитал вслух. – «Бери меня всю как есть! – вскричала она и, сорвав с себя платье, подставила свое изумительное тело его горячим объятиям», – Келегорм заржал, – Да, баклан, классная книжка.
- Пельмень, она вся такая, – объявил Карантир, сидя на полу и утирая слезы. – Я чуть не умер. «Он вошел в нее своей мужественностью»… Гыыыыыыы…
- Ну ладно, кончай ржать, - сказал Келегорм, непроизвольно хихикнув, - Тут же должно быть что-то дельное.
- Да ты что? Что там может быть дельное?
- Что-нибудь, – жестко сказал Келегорм. Вместе с хорошим настроением после завоевания Маэдроса к нему вернулась и способность мыслить.
– Значит так, забиваешь на стиль, и просто выписываешь, что он делал, чтобы добиться этой бабы с изумительным телом. Понял?
- Понял, - пробурчал Карантир, поднимаясь с пола.
За полдня изнурительной работы они составили список, что нужно делать. Цветы. Конные прогулки с заглядыванием друг другу в глаза. Серенады. Комплименты. Стихи. Любовные письма. Срывание одежды и разрывание ее на части, что очень нравилось героине альквалондских страстей. Здесь Келегорм засомневался и сказал:
- Ну ты так делал и что?
- Не знаю, – ответил Карантир. – Он же не давал ей в морду перед этим. Может просто надо рвать, без морды? - Ну да. Ты, пожалуй, прав, баклан. – Келегорм потер нос и продолжил заниматься списком.
Просмотрев список, Карантир задумался - все это было как-то не по нему. При мысли о серенаде его передернуло, а конные прогулки вообще отпадали, он и увидеть-то его не мог. И он решил пока остановится на букете. Келегорм его одобрил.
- Баклан, - сказал он. – Это хорошая мысль, он такой сентиментальный, любит такие феньки.
И Карантир отправился за цветами.
Сперва у него ничего не вышло. Он агрессивно отрывал цветам головы, все стебли были разной длины, и букет получился кривобоким. Карантир его выкинул и стал рвать уже старательно, подбирая приблизительно одинаковые стебли, в результате получил пышный, несколько расхристанный, но одуряюще пахнувший букетик.
С ним он вернулся в Форменос и стал подстерегать Амроса. Наконец близнец появился, но не один. С ним был Амрод. «Поганый хорек» – проскрежетал Карантир, но отступать было некуда. Он двинулся вперед, двигаясь как замороженный, и пройдя десять шагов, остановился перед близнецами. Амрод напрягся и чуть только не зашипел, Амрос побледнел и сделал шаг назад. Карантир, совершенно потеряв дар речи, смотрел в туманные серые глаза Амроса и чувствовал, что горло пересохло так, что больно глотать, что он просто едва держится на ногах, что, кажется, он целую вечность не видел этих глаз.
- Тебе чего? – спросил Амрод истерично. – Чего надо?
- Эээ.. это тебе – наконец сказал Карантир и сунул Амросу букет. Тот машинально его взял, не отрывая от Карантира широко распахнутых глаз.
- Если ты думаешь, что за этот паршивый букетик он будет позволять тебе все, что ты хочешь… - запальчиво начал Амрод, но Карантир не слушал, он покраснел, как рак, и, развернувшись, ему показалось, что он отчетливо услышал скрип собственных суставов, удалился.
- Ну что? – спросил Келегорм нервно, когда его брат появился в комнате. – Подарил?
- Подарил. – скрипучим голосом ответил Карантир.
- А он чего?
- А я не знаю, я ушел.
- Болван, – выругался Келегорм.
***
А Амрос тем временам рыдал в своей комнате. Букет Амрод у него не мог отобрать, как ни старался, сейчас он сидел и ворчливо утешал близнеца, а Амрос прижимал букет к груди и заливался слезами.
- Да брось, что ты в нем нашел? Он же придурок злобный. Ну что ты думаешь, если ты сейчас к нему вернешься, через день все будет по-прежнему.
- Я знаю, - прорыдал Амрос.. – Но он принес мне цветы, он никогда не приносил мне цветов.
- Вот болван, я тебе говорил, что тебя романы до добра не доведут. Возьми себя в руки. Прекрати реветь! Ты весь в соплях, – Амрод для ободрения вывернул братцу ухо. Амрос всхлипнул. – Все, забудь о нем.
- Хорошо, - сказал Амрос простуженным голосом. - Я постараюсь.
***
Букет действия не возымел.
- Ладно, – сказал Келегорм. – Попробуем любовное письмо.
- Нет, - простонал Карантир, который уже обалдел от тоски по Амросу, обманутых надежд и неудовлетворенного желания. – Я не умею.
- Научишься, - сказал Келегорм железным голосом.
И Карантир лег на постель, под предлогом, что сочинит письмо в голове. Через десять минут он сказал загробным голосом:
- Келли, я его хочу.
Келегорм заржал.
- Ничего смешного, – обиделся Карантир.
- Да я не над этим смеюсь. Просто ты таким тоном сказал, словно помирать собрался.
- Да, собрался, - капризно ответил Карантир, – Келли, ты не понимаешь.. Я так его хочу, что у меня все болит. У него такие глаза – заговорил он мечтательно, – Они как озеро в туманный день… И волосы… Я в жизни не видел такого цвета, золотое дерево. И голосок у него как хрустальный колокольчик, и пахнет от него ландышами, а кожа у него, как шелк…
- И задница, как яблоко, - в тон ему ответил Келегорм и заржал. В него полетела подушка. Карантир не выдержал и тоже засмеялся.
- Где ты набрался этой пошлости, братец? – спросил Келегорм. – В любовном романе? – и тут он остановился. - Так, ты запомнил, что сказал?
- Ну да, растерянно отозвался Карантир – Задница, как яблоко.
- Да нет, плюнь на задницу, - рявкнул Келегорм, - то, что ты сказал?
- Да.
- Теперь садись и пиши.
***
Утром у двери Амроса стояла маленькая корзиночка, наполненная ландышами и фиалками, в которую было аккуратно засунуто письмо. Букет собирали вдвоем, Келегорм не доверился на этот раз вкусу Карантира.
Корзинку нашел Амрод. Эльфийская честность не позволила ему скрыть ее от брата, и через две минуты Амрос уже заливался слезами над письмом. Он прочитал его четыре раза, пока Амрод не отобрал у него цидулку. И принялся наслаждаться.
- О да, - говорил он издевательски, – Роза моего сердца. Репейник для мой задницы… Глаза серые, как туманное утро.. С похмелюги. Нажрался он, что ли, когда писал этот бред… я сгораю от желания… Он всегда от него сгорает. У него как у моржа. Там сплошная кость. Всегда стоит. Во урод…
- Отдай! – Амрос вскочил с постели и попытался выхватить письмо. Но Амрод его не отдал.
- Не фиг, – он карандашом для глаз нарисовал на письме кукиш и вышел за дверь, оставив Амроса рыдать над корзинкой.
***
Получив ответ, Карантир напился. Он нажрался в жопу, а когда он это делал, он становился очень сентиментален. И очень разговорчив. Поэтому когда Амрос вышел из купальни, на этот раз один, перед ним возник его старший брат. Морда у него была краснее обычной, глаза сверкали. Амрос попятился. Карантир сделал какое-то не очень удачное ныряющее движение, но вместо того, чтобы схватить младшего брата, он рухнул перед ним на колени.
- Амрос, я тебя люблю – сказал он невнятно. – Я тебя так ужасно люблю, что схожу с ума.
Амрос застыл. Он никогда не слышал от Карантира ничего более ласкового, чем: «Повернись задницей, милашка» и не знал, как ему реагировать на эту сцену из любовного романа в исполнении пьяного героя-любовника.
- Амрос, я тебя обожаю, - продолжал долдонить Карантир, делая странные раскачивающиеся движения, вроде змеи, выползающей из кувшина. – Ты, как цветок в пустыне моего сердца. Ты, как глоток воды в… - он задумался на минуту, закрыв глаза…. Во, в пустом насосе. – Откуда всплыл насос было плохо понятно, но очумевшему Амросу это показалось дико романтичным. – Я готов стоять под твоим окном на коленях… Эта… Всю жизнь. Только бы раз прикоснутся к твоей благух… ух… ух.. благоу.. – Амрос с замиранием сердца ждал продолжения, Карантир продолжал ухать, не в силах справится со словом «благоуханный». Наконец он выговорил. – Блахугуанной коже.. – Амрос всхлипнул. Карантир сделал движение, чтобы обнять его колени, пошатнулся, упал на пол и отключился.
***
Келегорм уже собирался уйти к Маэдросу, как к нему в дверь постучали. Он причесывался перед зеркалом, стараясь уложить волосы так, как ему казалось наиболее привлекательным, и предвкушал сегодняшнее свидание, когда пришлось класть расческу и идти открывать.
Перед ним стоял Амрос.
- Келли, - сказал он робко, – Там Карантир. Ему плохо.
- Что еще такое? – рыкнул Келегорм и пошел за Амросом.
- Плохо, – презрительно фыркнул он, глядя на распростертого на полу Карантира, – Ужрался в дембеля. Что он тебе говорил?
- Что любит, – застенчиво ответил Амрос.
- Гыыы. Он может. Ладно. – Келегорм поднял Карантира с пола, взвалил его на плечо, словно добытого оленя, и поволок спать.
***
- Кари, может ты поблюешь? – озабоченно спросил Келегорм, стоя над Карантиром. Тот слабо ворочался на полу, куная голову в тазик с холодной водой.
- Уйди, – проскрежетал Кари. – Моя голова… Эру... Что Куруфин кладет в это пойло?
- Керосин, - безжалостно отозвался Келегорм. – Да сунь ты два пальца в рот.
- Отъебись. Что вчера было?
- Ты стоял на коленях перед Амросом и признавался ему в любви.
- Врешь.
- Нет, правда.
- Только не это, – Карантир уронил голову в тазик и принялся пускать пузыри. Через две минуты Келегорм заволновался и вытащил его оттуда за волосы.
- Ты что, утопиться решил?
- А что, есть другой выход?
- Ты совсем сбрендил! – заорал, брызгая слюной, Келегорм, окончательно потерявший терпение, – Охуел, придурок!!!! Из-за этого сопляка!
- Пошел к черту… - простонал Карантир и свернулся на каменном полу ванной в позе эмбриона, – Я ему теперь на глаза показаться не смогу.
***
Амрос был в страшном смятении. Амрод дундел ему в ухо, что надо на все забить, поехать в Тирион и подцепить там кого-нибудь. Но Амрос не хотел. Он вспоминал, как Карантир упал перед ним на колени и понимал, что пьяный в дребезги брат сказал ему то, что чувствовал на самом деле, что бы он там ни думал на трезвую голову. От мысли, что Карантир влюблен в него, как какой-нибудь герой мелодрамы, приводила его в трепет и возбуждала больше, чем самые интимные ласки. Он все время думал об этом и настолько задумывался, что зависал на несколько минут где-нибудь, уставясь в пространство невидящими глазами. В голове у него разыгрывался целый роман с нежным, влюбленным и героическим Карантиром в главной роли.
- Ты похож на дебила, – говорил Амрод. – Рот закрой, кретин, кончай млеть.
Но Амрос продолжал мечтать. Однако в перерывах между мечтаниями, он заметил, что Карантир, который два дня назад таскался за ним, как шнурок, начал усиленно его избегать. Причем избегать так же страстно, как до этого преследовал.
Когда он видел Амроса, то краснел еще больше и моментально сматывался. Он перестал на него смотреть за общим столом. Один раз, когда отец послал их вместе по какому-то поручению, он моментально отмазался и заменил себя Маглором, счастливым от того, что может угодить отцу. Вот этот последний случай уже насторожил Амроса. Теперь уже он, повинуясь неодолимому влечению, стал ходить за Карантиром, стараясь как можно чаще попадаться ему на глаза. Он стал отвязываться от всех провожатых, чтобы остаться с Карантиром наедине, и чем настойчивей он это делал, тем пугливей становился Карантир.
***
Одним утром он перехватил Келегорма на плацу и сказал.
- Я написал стих.
Келегорм поднял левую бровь. Карантир протянул ему бумажку, исписанную его мелким угловатым почерком. Келегорм взял и начал читать.
Мой ёбаный эдельвейс.
Поэма.
Проснулся утром… Хуйня опять на свете
Опять хуйня на небе светит
Достало всё…
А ты проходишь мимо и не смотришь в мою сторону
Ты потушил моё солнце
Ёб твою мать.
Эта блядская жизнь для меня без тебя
Я стою под дверью как последний мудак
Ты плюёшь на меня.
Мой брат говорит, что я Ангел Смерти,
Но я жалкий червяк, извивающийся в грязи
У твоих маленьких ножек.
30 щёток зубных я стёр, оттирая пол
Каждая ёбаная мысль моя была о тебе,
Мой маленький эдельвейс.
Каждый раз, когда мои грубые руки оставляют синяки
На твоей бледной коже, ты считаешь меня чудовищем,
А я задыхаюсь от вожделения.
Ты как вечный огонь в монументе моей души,
Твоим криком зажато горло моё в тиски,
Изгрызено крысой презрения сердце.
Взгляни на меня хоть раз, моя роза, когда проходишь
По чёрным камням двора той сучьей тюрьмы,
В которой живём мы все.
Я снесу с петель эту ёбаную дверь
И овладею тобой.
15 раз подряд
- Эээ… - сказал Келегорм, не зная, как к этому относится.
-Тебе нравится? – мрачно спросил Карантир.
- Ну в общем да, – сказал Келегорм, пожевав губами. – Хотя пятнадцать раз подряд, я бы убрал.
Карантир хмыкнул.
***
Келегорм уже начал бесится. Он вернулся в их комнату утром, еще не отошедший от пребывания в объятиях Маэдроса, счастливый, размягченный и совершенно забывший, что у кого-то могут быть неприятности. Карантир вроде как спал, отвернувшись к стене и сжав одеяло коленями. Лица его Красивый не видел, но был уверен, что Карантир сосет палец. Эту тайну он никому не открывал. Но в минуты тяжелого стресса самый жестокий из детей Феанора засыпал, засунув палец в рот, словно это была панацея от всех бедствий. Келегорм стянул рубашку, щурясь на утренний свет в окне и чувствуя себя счастливым и полным жизни. За его спиной раздался шорох, и Келегорм обернулся. Карантир, приподнявшись на локте, смотрел на него. Точнее, на следы губ Маэдроса на спине и плечах брата.
- Здорово он тебя, – протянул Карантир с какой-то странной интонацией. То ли с завистью, то ли со злостью, то ли с каким-то полным унынием. Это была неприятная интонация, и она взбесила Келегорма.
- Я не понимаю, что тебе мешает, – сказал он, пока еще сдерживая раздражение, – По моему, Амрос просто нарывается на любовное свидание с тобой.
Карантир моментально отвернулся к стене, всем видом своей непреклонной спины выражая, что не желает продолжать этот дурацкий и никчемный разговор.
- Ты морду-то не вороти, – прошипел Келегорм, – Ну ты же этого хотел. Ты просто мечтал об этом. Задница, как роза, и вся фигня.
- Отстань. Все кончено, – замогильно сообщил Карантир.
- Потому что ты объяснился ему в любви? – спросил Келли, закипая. Этот идиотизм полностью противоречил его открытой и довольно простодушной натуре. Келегорм был вспыльчив, но глупой гордостью не отличался. Если он любил, то говорил об этом. Ну, если, конечно, мог связать два слова. Во всяком случае, лежать на постели и ныть от того, что кто-то узнал о его чувствах, он бы не стал. «Конечно, если бы я влюбился, например, в Амрода, - подумал он, я бы, наверное, тоже переезжался, что так сомлел перед салажонком. Ну а, собственно, почему бы и нет? В конце концов, они любят друг друга, хрен знает, сколько времени, просто не признаются в этом, как два последних кретина».
- Отвали от меня, – Карантир сунул голову под подушку и сделал вид, что спит. - Тогда не доставай меня своим нытьем! – рявкнул Келегорм, – Задолбал.
***
Так что обстановка становилась все более накаленной. Карантир маялся униженной гордостью и неудовлетворенной страстью, Амрос мучался неизвестностью, а Келегорм бесился от того, что живет в комнате с вечно неудовлетворенным, ноющим и разыгрывающим трагедию бакланом. Один раз он даже заговорил об этом с Маэдросом.
Они лежали в постели, и Келегорм с ласковой рассеянностью накручивал на палец рыжие кудри старшего. Тот смотрел в его лицо с нежной полуулыбкой, которая нравилась Красивому.
- Он просто болван. – пожаловался Келегорм. – Ну, в смысле, Карантир. Я не понимаю, что он парится, там готовый Амрос, голыми руками бери.
- Гордый очень, – тихо сказал Маэдрос с гримасой сожаления.
- Да придурок, – моментально вспыхнул Келегорм, который близко к сердцу принимал несчастья сопредельного баклана.
- Понимаешь, он думает, что Амрос его не любит. Точнее, он уже убедил себя в этом.
- Надо ему помочь, – мрачно ответил Келегорм.
- Не надо, – мягко ответил Маэдрос.
***
Измаянный Карантир без дела слонялся по саду в Форменос. Ему каждую ночь снился Амрос. Эти сны даже сложно было назвать эротическими. В этих снах близнец сам подходил к нему и клал маленькую легкую руку ему на плечо. И смотрел снизу вверх томными серыми глазами, в которых было такое вожделение, что Карантир готов был кончить от одного взгляда. Чем меньше он видел Амроса, тем яснее он представлял его себе. Иногда ему снилось, что он лежит в его объятиях. Теплый и расслабленный, и он утыкается носом в шелковистую макушку близнеца, чувствует запах его волос и кожи, и просыпался с пустыми руками и в слезах. Жизнь была бессмысленна. Кончена, совсем и навсегда, он и не думал, что все, что было таким легким и естественным, будет причинять ему такие страдания.
Он прошел еще пять шагов, и тут из-за дерева вышел Амрос и пошел к нему. Карантир начал пятиться и пятился, пока спиной не уперся в огромный дуб. Дальше отступать было некуда, и он остановился, побледнев и глядя на близнеца огромными расширенными глазами.
Карантир сам не мог понять, что с ним происходит, просто у него внутри все сжалось, горло перехватило, во рту пересохло, на висках выступил пот, в общем, налицо были все симптомы любовной лихорадки. Амрос неумолимо приближался. Его нежное продолговатое лицо, обрамленное золотистыми локонами, выражало странную робкую настойчивость. Он подошел к Карантиру почти вплотную и остановился. Жестокий отвернул голову вбок, стараясь не смотреть на Амроса. Если бы они не были так взволнованы и не настроены так серьезно, то оценили бы комичность ситуации, внезапно перевернувшейся, словно бы в насмешку, Карантир отползал, Амрос догонял.
- Кари, что с тобой? – спросил Амрос и, как в сегодняшнем сне, положил свою теплую невесомую руку ему на сгиб локтя. Карантир сглотнул, ощущая, как безжалостно твердеет и увеличивается в размерах член. Амрос был его навязчивой идеей, у него вставало всякий раз, когда Жестокий его видел, что уж тут говорить о прикосновениях.
- Со мной все в порядке, – проквакал Карантир сдавленно.
- А тогда почему ты от меня бегаешь? – спросил Амрос с прелестной непоследовательностью, которой вообще отличались близнецы.
- Ну, ты же сказал, что не хочешь меня больше видеть, – Карантир, напротив, отличался логичностью.
Амрос опустил глаза. Его длинные темные ресницы бросали тень на нежные щеки, он отлично знал, как эта ложная скромность действует на его пылкого брата, и вовсю этим пользовался. Он услышал, как Карантир сглотнул, с сухим, страдальческим звуком.
- Я передумал, – сказал он нежно, – Я скучал по тебе.
Это было уже невыносимо, он скучал по нему, его нежный мальчик, его роза… «Нет, – сказал он себе, – К черту. Ты сейчас сомлеешь, и над тобой будет ржать весь Форменос. Просто уйди отсюда и все». Но ноги Карантира прилипли к садовой дорожке так, словно его поймал на клей сам великий охотник Келегорм.
- Амрос. – голос звучал так, будто клей залили и внутрь. – вали отсюда. А? Ну, мы все решили, я, типа, ублюдок, я тебя бью. Я сволочь. Зачем я тебе нужен…
Амрос подошел еще ближе, теперь он прижимался к задыхающемуся Карантиру почти вплотную.
- Назови меня Рози, – попросил он, – Мне так нравится, когда ты так меня зовешь.
Карантир задохнулся. Проклятый сопляк делал с ним, что хотел, он прижался щекой к плечу Карантира и потерся об него. Его рука соскользнула с локтя Жестокого. Тот сжал пальцы до белых костяшек. Амрос коснулся своими легкими пальчиками выпуклости под ширинкой, и Карантир понял, что у него сейчас глаза на лоб полезут от перевозбуждения.
- Уйди, я прошу тебя, - взмолился он униженно, ногти впивались в ладонь, волосы на висках намокли.
- Ну, не гони меня, милый, – губы Амроса были в сантиметре от его уха, дыхание жгло и полностью лишало рассудка. Он осторожно, кончиками пальцев поглаживал член Карантира, который болел и пульсировал, и требовал своего, словно вдруг взбесился и стал жить совершенно отдельной от хозяина жизнью, «как всегда» мрачно подумал Карантир.
– Ну что ты… не дури, – нежные ручки обвились вокруг его шеи, и Карантир прижался губами к губам Амроса, так жадно, словно умирал от жажды в пустыне. Близнец затрепетал и тут же повис на нем, обхватив ногами талию. Карантир развернулся и прижал Амроса к дубу, не прекращая целовать. Потом они оказались на траве под кустом, близнец стонал и расстегивал на Карантире штаны, через секунду пылающий член четвертого сына Феанора оказался у него во рту, нежном и влажном, Карантир заорал, уже не беспокоясь о том, что его услышит весь Форменос, близнец облизывал его словно мороженное на палочке, вцепившись пальцами в бедра брата, и проглотив его семя, облизнулся как котенок. Карантир, дрожа, смотрел на него, он перестал думать совсем и окончательно, глядя, как Амрос стягивает с плеч рубашку, выскальзывает из штанов и ложится ничком на траву, обнаженный, мерцающий, словно его кожа был шелком, гибкий, тоненький. Карантир сорвал с себя все и навалился на блаженно стонущего близнеца. Ему всегда было мало одного раза, когда он был с Амросом, блин, ему мало было и двух, и трех. Близнец выгнул спинку и потерся о его пах ягодицами. Карантир застонал ему в шею, потом быстро облизал пальцы и стал смазывать Амроса изнутри, вырвав у него отчаянный вскрик. Сердце младшего колотилось быстро-быстро, словно у пойманной птицы, он рывками втягивал в себя воздух, тогда Карантир начал вставлять ему, резкими точками, от которых Амрос заходился от наслаждения. Через минуту близнец кончил, исступленно вскрикивая. Карантир не останавливался, он просто не мог остановиться. Он твердил Амросу, что любит его, больше всего на свете, что умирает без него, и от этого Амрос изнемогал ничуть не меньше, чем от самого процесса.
Потом они лежали в траве, едва дыша от облегчения, все в поту. Амрос гладил спутанные волосы Карантира, шептал ему на ухо, что он его любит без памяти. Карантир лежал, раскинув руки, и думал, что никакое унижение не является слишком большой платой за такое блаженство. Он думал, что завтра будет ходить по Форменос, пряча глаза, стыдясь всего этого, этого голоса, этих рук, собственной слабости, собственного счастья, которое кипело у него внутри, словно чистый горячий источник, пробивший скалу, но он уже перешагнул этот рубеж, и назад пути не было. «Кари, только не парься», - сказал внутри него голос Келегорма, и он вздохнул с облегчением, закрывая глаза и притягивая к себе возлюбленного.
Конец
З.Ы.: Я сразу предупреждаю, что это слеш
З.Ы.Ы.: Огромное спасибо Клод за это чудное произведение!
Автор: Клод ([email protected])
Жанр: слэш
Рейтинг: NC-17
Персонажи: Карантир/Амрос
Предупреждения: Описание гомосексуальных отношений, инцест, нецензурные выражения.
Произведение написано по мотивам ролевой он-лайн игры по Форменосу
Стихи Карантира сочинены в соавторстве с Ласом, за что ему отдельная благодарность, поскольку лучшие строчки принадлежат ему.
читать дальшеУ Карантира был скверный характер. Он сам об этом отлично знал и иногда делал вялые попытки с ним справиться. В каком-то смысле он даже гордился своим плохим характером и считал его за достоинство, только подчеркивавшее необыкновенную оригинальность четвертого сына Феанора. До определенного момента. Теперь этот момент наступил. Карантир дал по морде Амросу. Дело обычное в Форменос, близнец начал сопротивляться его домогательствам в тысяча сто первый раз, Карантир озверел и, чтобы удовольствие было полнее, врезал ему от души. Но вместо того, чтобы испугаться, заплакать и, в конце концов, наконец, отдаться старшему брату, близнец показал свой характер, который был у него не менее скверным, чем у Карантира. Он вцепился зубами в руку, которой Жестокий уже хватал его за ворот, тот от боли и неожиданности выпустил добычу, моментально схлопотал звонкую пощечину, и Амрос рванул в свою комнату. И, уже закрывая дверь на запор, заорал, что больше Карантир до него не дотронется, а если попробует, то он, Амрос, пойдет и расскажет все отцу. Это была нешуточная угроза. Если бы Феанор узнал те подробности жизни его детей, которые обычно ускользали бы от его внимания, может до смертоубийства дело и не дошло, но в Форменос воцарился бы такой террор, что все предыдущие измывательства показались бы сладким сном. Поэтому Карантир отступил, рявкнув напоследок, что Амрос сам к нему приползет.
Однако он не приполз. Ни назавтра, не через день, ни через три дня. И не только не приполз, но тщательно запирал дверь, старался нигде не ходить один и не совершал ни одной из тех оплошностей, которые совершал раньше, демонстрируя ими, скрытое даже от него самого желание быть пойманным и как следует отодранным.
Карантир занервничал. Его самоуверенность, и без того шаткая, стала резко сходить на нет. Он пытался перехватить Амроса хоть где-нибудь, чтобы доказать свою власть над ним, но у него ничего не выходило. В результате через неделю он стоял у дубовой двери, отгораживавшей от него единственную любовь в его жизни, унижено скребся в нее и уныло бубнил: «Амрос, открой, ну хоть на минуточку.». Амрос молчал, но на десятой минуте скребения и бубнения голос Амрода, звонкий, веселый и хлесткий, как прямой удар в лицо, ответил: «Бог подаст». И Карантир понял, что попал.
Он вернулся в комнату. Келегорм сидел на кровати и делал вид, что возится со своим охотничьим снаряжением, а на самом деле ждал, что зайдет Маэдрос, когда освободится от того чудовищного списка дел, которые навалил на него папашка.
- Ну что, не дал? – спросил Келегорм, сочувственно прищуривая один глаз.
- Даже не пустил, - буркнул Карантир, садясь на подоконник и закуривая.
- Плохо. А что сказал?
- Ничего. Блядь! – рявкнул Карантир. – он даже не сказал мне ни единого поганого слова!
Келегорм мимически выразил свой ужас по поводу подобного самоуправства.
- Если бы я мог где-нибудь его поймать! Так нет, он попросил Маэдроса его защищать! – и Карантир злобно уставился на Келегорма, словно тот каждый раз по утрам программировал Маэдроса на определенные действия и легко мог исправить подобное положение дел.
- Ну, ты понимаешь, баклан, - осторожно сказал Келегорм. – Конечно, я с Маэдросом сплю и вся фигня, но я, понимаешь ли, не могу к нему подойти и сказать, «Мэдди, милый, не мог бы ты не присматривать за Амросом, чтобы у Карантира была возможность его изнасиловать».
- Я понимаю, – едко сказал Карантир, на лице у него написано, что такой верный и испытанный друг, как Келегорм, мог бы и сделать для него столь незначительную мелочь. Но Великий Охотник оставался тверд.
- Не, я не могу, Кари. Ну, это глупо, ты сам понимаешь. Может ты просто сменишь стиль общения?
- Что ты имеешь ввиду?
- Ну, типа не будешь его бить, начнешь за ним ухаживать… - промямлил Келегорм. – Ну ты же знаешь, он такой романтичный. Ему понравится.
- Ухаживать? – переспросил Карантир. Келегорм ожидал, что брат начнет материться, но он еще раз повторил врастяжку – Ухаааживать… - словно пробовал это слово на вкус. – Да я не умею, блин. Я никогда не ухаживал.
- Ну это проще простого, – сказал Келегорм обрадовано. – Берешь один роман, ну из тех, которые он читает, читаешь и делаешь как там.
- Ты думаешь, сработает? – спросил Карантир с сомнением, но тут за Келегормом зашел Маэдрос, и разговор пришлось отложить.
***
На следующий день Карантир, выполнив все свои обязанности, зашел в библиотеку. Там он взял здоровенный талмуд под названием «Страсти в Альквалонде» и уволок в свою комнату.
К чтению он отнесся очень серьезно, нарвал бумажек на закладки и взял карандаш, чтобы отмечать особо интересные места. После же первых двух страниц его взяло сильное сомнение в правильности его действий, после пятой глаза у него полезли на лоб, на десятой он начал хихикать, на двадцатой смеялся уже истерически, всхлипывая и утыкаясь в книгу лбом, на сороковой покатился на пол, держась за живот. Так его и застал Келегорм.
- Ты чего, баклан? Тебе плохо? – обеспокоено спросил он, вваливаясь в комнату во всей своей охотничьей амуниции и сбрасывая с плеча сумку.
- Я не могуууууу. – всхлипнул Карантир. – Келли, это просто пиздец…
- То есть? – Келегорм взял книжку и прочитал вслух. – «Бери меня всю как есть! – вскричала она и, сорвав с себя платье, подставила свое изумительное тело его горячим объятиям», – Келегорм заржал, – Да, баклан, классная книжка.
- Пельмень, она вся такая, – объявил Карантир, сидя на полу и утирая слезы. – Я чуть не умер. «Он вошел в нее своей мужественностью»… Гыыыыыыы…
- Ну ладно, кончай ржать, - сказал Келегорм, непроизвольно хихикнув, - Тут же должно быть что-то дельное.
- Да ты что? Что там может быть дельное?
- Что-нибудь, – жестко сказал Келегорм. Вместе с хорошим настроением после завоевания Маэдроса к нему вернулась и способность мыслить.
– Значит так, забиваешь на стиль, и просто выписываешь, что он делал, чтобы добиться этой бабы с изумительным телом. Понял?
- Понял, - пробурчал Карантир, поднимаясь с пола.
За полдня изнурительной работы они составили список, что нужно делать. Цветы. Конные прогулки с заглядыванием друг другу в глаза. Серенады. Комплименты. Стихи. Любовные письма. Срывание одежды и разрывание ее на части, что очень нравилось героине альквалондских страстей. Здесь Келегорм засомневался и сказал:
- Ну ты так делал и что?
- Не знаю, – ответил Карантир. – Он же не давал ей в морду перед этим. Может просто надо рвать, без морды? - Ну да. Ты, пожалуй, прав, баклан. – Келегорм потер нос и продолжил заниматься списком.
Просмотрев список, Карантир задумался - все это было как-то не по нему. При мысли о серенаде его передернуло, а конные прогулки вообще отпадали, он и увидеть-то его не мог. И он решил пока остановится на букете. Келегорм его одобрил.
- Баклан, - сказал он. – Это хорошая мысль, он такой сентиментальный, любит такие феньки.
И Карантир отправился за цветами.
Сперва у него ничего не вышло. Он агрессивно отрывал цветам головы, все стебли были разной длины, и букет получился кривобоким. Карантир его выкинул и стал рвать уже старательно, подбирая приблизительно одинаковые стебли, в результате получил пышный, несколько расхристанный, но одуряюще пахнувший букетик.
С ним он вернулся в Форменос и стал подстерегать Амроса. Наконец близнец появился, но не один. С ним был Амрод. «Поганый хорек» – проскрежетал Карантир, но отступать было некуда. Он двинулся вперед, двигаясь как замороженный, и пройдя десять шагов, остановился перед близнецами. Амрод напрягся и чуть только не зашипел, Амрос побледнел и сделал шаг назад. Карантир, совершенно потеряв дар речи, смотрел в туманные серые глаза Амроса и чувствовал, что горло пересохло так, что больно глотать, что он просто едва держится на ногах, что, кажется, он целую вечность не видел этих глаз.
- Тебе чего? – спросил Амрод истерично. – Чего надо?
- Эээ.. это тебе – наконец сказал Карантир и сунул Амросу букет. Тот машинально его взял, не отрывая от Карантира широко распахнутых глаз.
- Если ты думаешь, что за этот паршивый букетик он будет позволять тебе все, что ты хочешь… - запальчиво начал Амрод, но Карантир не слушал, он покраснел, как рак, и, развернувшись, ему показалось, что он отчетливо услышал скрип собственных суставов, удалился.
- Ну что? – спросил Келегорм нервно, когда его брат появился в комнате. – Подарил?
- Подарил. – скрипучим голосом ответил Карантир.
- А он чего?
- А я не знаю, я ушел.
- Болван, – выругался Келегорм.
***
А Амрос тем временам рыдал в своей комнате. Букет Амрод у него не мог отобрать, как ни старался, сейчас он сидел и ворчливо утешал близнеца, а Амрос прижимал букет к груди и заливался слезами.
- Да брось, что ты в нем нашел? Он же придурок злобный. Ну что ты думаешь, если ты сейчас к нему вернешься, через день все будет по-прежнему.
- Я знаю, - прорыдал Амрос.. – Но он принес мне цветы, он никогда не приносил мне цветов.
- Вот болван, я тебе говорил, что тебя романы до добра не доведут. Возьми себя в руки. Прекрати реветь! Ты весь в соплях, – Амрод для ободрения вывернул братцу ухо. Амрос всхлипнул. – Все, забудь о нем.
- Хорошо, - сказал Амрос простуженным голосом. - Я постараюсь.
***
Букет действия не возымел.
- Ладно, – сказал Келегорм. – Попробуем любовное письмо.
- Нет, - простонал Карантир, который уже обалдел от тоски по Амросу, обманутых надежд и неудовлетворенного желания. – Я не умею.
- Научишься, - сказал Келегорм железным голосом.
И Карантир лег на постель, под предлогом, что сочинит письмо в голове. Через десять минут он сказал загробным голосом:
- Келли, я его хочу.
Келегорм заржал.
- Ничего смешного, – обиделся Карантир.
- Да я не над этим смеюсь. Просто ты таким тоном сказал, словно помирать собрался.
- Да, собрался, - капризно ответил Карантир, – Келли, ты не понимаешь.. Я так его хочу, что у меня все болит. У него такие глаза – заговорил он мечтательно, – Они как озеро в туманный день… И волосы… Я в жизни не видел такого цвета, золотое дерево. И голосок у него как хрустальный колокольчик, и пахнет от него ландышами, а кожа у него, как шелк…
- И задница, как яблоко, - в тон ему ответил Келегорм и заржал. В него полетела подушка. Карантир не выдержал и тоже засмеялся.
- Где ты набрался этой пошлости, братец? – спросил Келегорм. – В любовном романе? – и тут он остановился. - Так, ты запомнил, что сказал?
- Ну да, растерянно отозвался Карантир – Задница, как яблоко.
- Да нет, плюнь на задницу, - рявкнул Келегорм, - то, что ты сказал?
- Да.
- Теперь садись и пиши.
***
Утром у двери Амроса стояла маленькая корзиночка, наполненная ландышами и фиалками, в которую было аккуратно засунуто письмо. Букет собирали вдвоем, Келегорм не доверился на этот раз вкусу Карантира.
Корзинку нашел Амрод. Эльфийская честность не позволила ему скрыть ее от брата, и через две минуты Амрос уже заливался слезами над письмом. Он прочитал его четыре раза, пока Амрод не отобрал у него цидулку. И принялся наслаждаться.
- О да, - говорил он издевательски, – Роза моего сердца. Репейник для мой задницы… Глаза серые, как туманное утро.. С похмелюги. Нажрался он, что ли, когда писал этот бред… я сгораю от желания… Он всегда от него сгорает. У него как у моржа. Там сплошная кость. Всегда стоит. Во урод…
- Отдай! – Амрос вскочил с постели и попытался выхватить письмо. Но Амрод его не отдал.
- Не фиг, – он карандашом для глаз нарисовал на письме кукиш и вышел за дверь, оставив Амроса рыдать над корзинкой.
***
Получив ответ, Карантир напился. Он нажрался в жопу, а когда он это делал, он становился очень сентиментален. И очень разговорчив. Поэтому когда Амрос вышел из купальни, на этот раз один, перед ним возник его старший брат. Морда у него была краснее обычной, глаза сверкали. Амрос попятился. Карантир сделал какое-то не очень удачное ныряющее движение, но вместо того, чтобы схватить младшего брата, он рухнул перед ним на колени.
- Амрос, я тебя люблю – сказал он невнятно. – Я тебя так ужасно люблю, что схожу с ума.
Амрос застыл. Он никогда не слышал от Карантира ничего более ласкового, чем: «Повернись задницей, милашка» и не знал, как ему реагировать на эту сцену из любовного романа в исполнении пьяного героя-любовника.
- Амрос, я тебя обожаю, - продолжал долдонить Карантир, делая странные раскачивающиеся движения, вроде змеи, выползающей из кувшина. – Ты, как цветок в пустыне моего сердца. Ты, как глоток воды в… - он задумался на минуту, закрыв глаза…. Во, в пустом насосе. – Откуда всплыл насос было плохо понятно, но очумевшему Амросу это показалось дико романтичным. – Я готов стоять под твоим окном на коленях… Эта… Всю жизнь. Только бы раз прикоснутся к твоей благух… ух… ух.. благоу.. – Амрос с замиранием сердца ждал продолжения, Карантир продолжал ухать, не в силах справится со словом «благоуханный». Наконец он выговорил. – Блахугуанной коже.. – Амрос всхлипнул. Карантир сделал движение, чтобы обнять его колени, пошатнулся, упал на пол и отключился.
***
Келегорм уже собирался уйти к Маэдросу, как к нему в дверь постучали. Он причесывался перед зеркалом, стараясь уложить волосы так, как ему казалось наиболее привлекательным, и предвкушал сегодняшнее свидание, когда пришлось класть расческу и идти открывать.
Перед ним стоял Амрос.
- Келли, - сказал он робко, – Там Карантир. Ему плохо.
- Что еще такое? – рыкнул Келегорм и пошел за Амросом.
- Плохо, – презрительно фыркнул он, глядя на распростертого на полу Карантира, – Ужрался в дембеля. Что он тебе говорил?
- Что любит, – застенчиво ответил Амрос.
- Гыыы. Он может. Ладно. – Келегорм поднял Карантира с пола, взвалил его на плечо, словно добытого оленя, и поволок спать.
***
- Кари, может ты поблюешь? – озабоченно спросил Келегорм, стоя над Карантиром. Тот слабо ворочался на полу, куная голову в тазик с холодной водой.
- Уйди, – проскрежетал Кари. – Моя голова… Эру... Что Куруфин кладет в это пойло?
- Керосин, - безжалостно отозвался Келегорм. – Да сунь ты два пальца в рот.
- Отъебись. Что вчера было?
- Ты стоял на коленях перед Амросом и признавался ему в любви.
- Врешь.
- Нет, правда.
- Только не это, – Карантир уронил голову в тазик и принялся пускать пузыри. Через две минуты Келегорм заволновался и вытащил его оттуда за волосы.
- Ты что, утопиться решил?
- А что, есть другой выход?
- Ты совсем сбрендил! – заорал, брызгая слюной, Келегорм, окончательно потерявший терпение, – Охуел, придурок!!!! Из-за этого сопляка!
- Пошел к черту… - простонал Карантир и свернулся на каменном полу ванной в позе эмбриона, – Я ему теперь на глаза показаться не смогу.
***
Амрос был в страшном смятении. Амрод дундел ему в ухо, что надо на все забить, поехать в Тирион и подцепить там кого-нибудь. Но Амрос не хотел. Он вспоминал, как Карантир упал перед ним на колени и понимал, что пьяный в дребезги брат сказал ему то, что чувствовал на самом деле, что бы он там ни думал на трезвую голову. От мысли, что Карантир влюблен в него, как какой-нибудь герой мелодрамы, приводила его в трепет и возбуждала больше, чем самые интимные ласки. Он все время думал об этом и настолько задумывался, что зависал на несколько минут где-нибудь, уставясь в пространство невидящими глазами. В голове у него разыгрывался целый роман с нежным, влюбленным и героическим Карантиром в главной роли.
- Ты похож на дебила, – говорил Амрод. – Рот закрой, кретин, кончай млеть.
Но Амрос продолжал мечтать. Однако в перерывах между мечтаниями, он заметил, что Карантир, который два дня назад таскался за ним, как шнурок, начал усиленно его избегать. Причем избегать так же страстно, как до этого преследовал.
Когда он видел Амроса, то краснел еще больше и моментально сматывался. Он перестал на него смотреть за общим столом. Один раз, когда отец послал их вместе по какому-то поручению, он моментально отмазался и заменил себя Маглором, счастливым от того, что может угодить отцу. Вот этот последний случай уже насторожил Амроса. Теперь уже он, повинуясь неодолимому влечению, стал ходить за Карантиром, стараясь как можно чаще попадаться ему на глаза. Он стал отвязываться от всех провожатых, чтобы остаться с Карантиром наедине, и чем настойчивей он это делал, тем пугливей становился Карантир.
***
Одним утром он перехватил Келегорма на плацу и сказал.
- Я написал стих.
Келегорм поднял левую бровь. Карантир протянул ему бумажку, исписанную его мелким угловатым почерком. Келегорм взял и начал читать.
Мой ёбаный эдельвейс.
Поэма.
Проснулся утром… Хуйня опять на свете
Опять хуйня на небе светит
Достало всё…
А ты проходишь мимо и не смотришь в мою сторону
Ты потушил моё солнце
Ёб твою мать.
Эта блядская жизнь для меня без тебя
Я стою под дверью как последний мудак
Ты плюёшь на меня.
Мой брат говорит, что я Ангел Смерти,
Но я жалкий червяк, извивающийся в грязи
У твоих маленьких ножек.
30 щёток зубных я стёр, оттирая пол
Каждая ёбаная мысль моя была о тебе,
Мой маленький эдельвейс.
Каждый раз, когда мои грубые руки оставляют синяки
На твоей бледной коже, ты считаешь меня чудовищем,
А я задыхаюсь от вожделения.
Ты как вечный огонь в монументе моей души,
Твоим криком зажато горло моё в тиски,
Изгрызено крысой презрения сердце.
Взгляни на меня хоть раз, моя роза, когда проходишь
По чёрным камням двора той сучьей тюрьмы,
В которой живём мы все.
Я снесу с петель эту ёбаную дверь
И овладею тобой.
15 раз подряд
- Эээ… - сказал Келегорм, не зная, как к этому относится.
-Тебе нравится? – мрачно спросил Карантир.
- Ну в общем да, – сказал Келегорм, пожевав губами. – Хотя пятнадцать раз подряд, я бы убрал.
Карантир хмыкнул.
***
Келегорм уже начал бесится. Он вернулся в их комнату утром, еще не отошедший от пребывания в объятиях Маэдроса, счастливый, размягченный и совершенно забывший, что у кого-то могут быть неприятности. Карантир вроде как спал, отвернувшись к стене и сжав одеяло коленями. Лица его Красивый не видел, но был уверен, что Карантир сосет палец. Эту тайну он никому не открывал. Но в минуты тяжелого стресса самый жестокий из детей Феанора засыпал, засунув палец в рот, словно это была панацея от всех бедствий. Келегорм стянул рубашку, щурясь на утренний свет в окне и чувствуя себя счастливым и полным жизни. За его спиной раздался шорох, и Келегорм обернулся. Карантир, приподнявшись на локте, смотрел на него. Точнее, на следы губ Маэдроса на спине и плечах брата.
- Здорово он тебя, – протянул Карантир с какой-то странной интонацией. То ли с завистью, то ли со злостью, то ли с каким-то полным унынием. Это была неприятная интонация, и она взбесила Келегорма.
- Я не понимаю, что тебе мешает, – сказал он, пока еще сдерживая раздражение, – По моему, Амрос просто нарывается на любовное свидание с тобой.
Карантир моментально отвернулся к стене, всем видом своей непреклонной спины выражая, что не желает продолжать этот дурацкий и никчемный разговор.
- Ты морду-то не вороти, – прошипел Келегорм, – Ну ты же этого хотел. Ты просто мечтал об этом. Задница, как роза, и вся фигня.
- Отстань. Все кончено, – замогильно сообщил Карантир.
- Потому что ты объяснился ему в любви? – спросил Келли, закипая. Этот идиотизм полностью противоречил его открытой и довольно простодушной натуре. Келегорм был вспыльчив, но глупой гордостью не отличался. Если он любил, то говорил об этом. Ну, если, конечно, мог связать два слова. Во всяком случае, лежать на постели и ныть от того, что кто-то узнал о его чувствах, он бы не стал. «Конечно, если бы я влюбился, например, в Амрода, - подумал он, я бы, наверное, тоже переезжался, что так сомлел перед салажонком. Ну а, собственно, почему бы и нет? В конце концов, они любят друг друга, хрен знает, сколько времени, просто не признаются в этом, как два последних кретина».
- Отвали от меня, – Карантир сунул голову под подушку и сделал вид, что спит. - Тогда не доставай меня своим нытьем! – рявкнул Келегорм, – Задолбал.
***
Так что обстановка становилась все более накаленной. Карантир маялся униженной гордостью и неудовлетворенной страстью, Амрос мучался неизвестностью, а Келегорм бесился от того, что живет в комнате с вечно неудовлетворенным, ноющим и разыгрывающим трагедию бакланом. Один раз он даже заговорил об этом с Маэдросом.
Они лежали в постели, и Келегорм с ласковой рассеянностью накручивал на палец рыжие кудри старшего. Тот смотрел в его лицо с нежной полуулыбкой, которая нравилась Красивому.
- Он просто болван. – пожаловался Келегорм. – Ну, в смысле, Карантир. Я не понимаю, что он парится, там готовый Амрос, голыми руками бери.
- Гордый очень, – тихо сказал Маэдрос с гримасой сожаления.
- Да придурок, – моментально вспыхнул Келегорм, который близко к сердцу принимал несчастья сопредельного баклана.
- Понимаешь, он думает, что Амрос его не любит. Точнее, он уже убедил себя в этом.
- Надо ему помочь, – мрачно ответил Келегорм.
- Не надо, – мягко ответил Маэдрос.
***
Измаянный Карантир без дела слонялся по саду в Форменос. Ему каждую ночь снился Амрос. Эти сны даже сложно было назвать эротическими. В этих снах близнец сам подходил к нему и клал маленькую легкую руку ему на плечо. И смотрел снизу вверх томными серыми глазами, в которых было такое вожделение, что Карантир готов был кончить от одного взгляда. Чем меньше он видел Амроса, тем яснее он представлял его себе. Иногда ему снилось, что он лежит в его объятиях. Теплый и расслабленный, и он утыкается носом в шелковистую макушку близнеца, чувствует запах его волос и кожи, и просыпался с пустыми руками и в слезах. Жизнь была бессмысленна. Кончена, совсем и навсегда, он и не думал, что все, что было таким легким и естественным, будет причинять ему такие страдания.
Он прошел еще пять шагов, и тут из-за дерева вышел Амрос и пошел к нему. Карантир начал пятиться и пятился, пока спиной не уперся в огромный дуб. Дальше отступать было некуда, и он остановился, побледнев и глядя на близнеца огромными расширенными глазами.
Карантир сам не мог понять, что с ним происходит, просто у него внутри все сжалось, горло перехватило, во рту пересохло, на висках выступил пот, в общем, налицо были все симптомы любовной лихорадки. Амрос неумолимо приближался. Его нежное продолговатое лицо, обрамленное золотистыми локонами, выражало странную робкую настойчивость. Он подошел к Карантиру почти вплотную и остановился. Жестокий отвернул голову вбок, стараясь не смотреть на Амроса. Если бы они не были так взволнованы и не настроены так серьезно, то оценили бы комичность ситуации, внезапно перевернувшейся, словно бы в насмешку, Карантир отползал, Амрос догонял.
- Кари, что с тобой? – спросил Амрос и, как в сегодняшнем сне, положил свою теплую невесомую руку ему на сгиб локтя. Карантир сглотнул, ощущая, как безжалостно твердеет и увеличивается в размерах член. Амрос был его навязчивой идеей, у него вставало всякий раз, когда Жестокий его видел, что уж тут говорить о прикосновениях.
- Со мной все в порядке, – проквакал Карантир сдавленно.
- А тогда почему ты от меня бегаешь? – спросил Амрос с прелестной непоследовательностью, которой вообще отличались близнецы.
- Ну, ты же сказал, что не хочешь меня больше видеть, – Карантир, напротив, отличался логичностью.
Амрос опустил глаза. Его длинные темные ресницы бросали тень на нежные щеки, он отлично знал, как эта ложная скромность действует на его пылкого брата, и вовсю этим пользовался. Он услышал, как Карантир сглотнул, с сухим, страдальческим звуком.
- Я передумал, – сказал он нежно, – Я скучал по тебе.
Это было уже невыносимо, он скучал по нему, его нежный мальчик, его роза… «Нет, – сказал он себе, – К черту. Ты сейчас сомлеешь, и над тобой будет ржать весь Форменос. Просто уйди отсюда и все». Но ноги Карантира прилипли к садовой дорожке так, словно его поймал на клей сам великий охотник Келегорм.
- Амрос. – голос звучал так, будто клей залили и внутрь. – вали отсюда. А? Ну, мы все решили, я, типа, ублюдок, я тебя бью. Я сволочь. Зачем я тебе нужен…
Амрос подошел еще ближе, теперь он прижимался к задыхающемуся Карантиру почти вплотную.
- Назови меня Рози, – попросил он, – Мне так нравится, когда ты так меня зовешь.
Карантир задохнулся. Проклятый сопляк делал с ним, что хотел, он прижался щекой к плечу Карантира и потерся об него. Его рука соскользнула с локтя Жестокого. Тот сжал пальцы до белых костяшек. Амрос коснулся своими легкими пальчиками выпуклости под ширинкой, и Карантир понял, что у него сейчас глаза на лоб полезут от перевозбуждения.
- Уйди, я прошу тебя, - взмолился он униженно, ногти впивались в ладонь, волосы на висках намокли.
- Ну, не гони меня, милый, – губы Амроса были в сантиметре от его уха, дыхание жгло и полностью лишало рассудка. Он осторожно, кончиками пальцев поглаживал член Карантира, который болел и пульсировал, и требовал своего, словно вдруг взбесился и стал жить совершенно отдельной от хозяина жизнью, «как всегда» мрачно подумал Карантир.
– Ну что ты… не дури, – нежные ручки обвились вокруг его шеи, и Карантир прижался губами к губам Амроса, так жадно, словно умирал от жажды в пустыне. Близнец затрепетал и тут же повис на нем, обхватив ногами талию. Карантир развернулся и прижал Амроса к дубу, не прекращая целовать. Потом они оказались на траве под кустом, близнец стонал и расстегивал на Карантире штаны, через секунду пылающий член четвертого сына Феанора оказался у него во рту, нежном и влажном, Карантир заорал, уже не беспокоясь о том, что его услышит весь Форменос, близнец облизывал его словно мороженное на палочке, вцепившись пальцами в бедра брата, и проглотив его семя, облизнулся как котенок. Карантир, дрожа, смотрел на него, он перестал думать совсем и окончательно, глядя, как Амрос стягивает с плеч рубашку, выскальзывает из штанов и ложится ничком на траву, обнаженный, мерцающий, словно его кожа был шелком, гибкий, тоненький. Карантир сорвал с себя все и навалился на блаженно стонущего близнеца. Ему всегда было мало одного раза, когда он был с Амросом, блин, ему мало было и двух, и трех. Близнец выгнул спинку и потерся о его пах ягодицами. Карантир застонал ему в шею, потом быстро облизал пальцы и стал смазывать Амроса изнутри, вырвав у него отчаянный вскрик. Сердце младшего колотилось быстро-быстро, словно у пойманной птицы, он рывками втягивал в себя воздух, тогда Карантир начал вставлять ему, резкими точками, от которых Амрос заходился от наслаждения. Через минуту близнец кончил, исступленно вскрикивая. Карантир не останавливался, он просто не мог остановиться. Он твердил Амросу, что любит его, больше всего на свете, что умирает без него, и от этого Амрос изнемогал ничуть не меньше, чем от самого процесса.
Потом они лежали в траве, едва дыша от облегчения, все в поту. Амрос гладил спутанные волосы Карантира, шептал ему на ухо, что он его любит без памяти. Карантир лежал, раскинув руки, и думал, что никакое унижение не является слишком большой платой за такое блаженство. Он думал, что завтра будет ходить по Форменос, пряча глаза, стыдясь всего этого, этого голоса, этих рук, собственной слабости, собственного счастья, которое кипело у него внутри, словно чистый горячий источник, пробивший скалу, но он уже перешагнул этот рубеж, и назад пути не было. «Кари, только не парься», - сказал внутри него голос Келегорма, и он вздохнул с облегчением, закрывая глаза и притягивая к себе возлюбленного.
Конец
@темы: юмор, феаноринги, фанфики, слеш, толкиен
